Качество архитектуры

Витрувий определял ценности архитектуры как «пользу — прочность — красоту». Мы пытаемся понять, на чем сегодня строится оценка качества архитектуры, если «польза» теперь определяется финансистами, «прочность» — конструкторами и инженерами, а «красота» не обсуждается вообще. Вывод из статьи заключается в том, что сегодня качество архитектуры полностью определяется ее отношением к контексту — природному, градостроительному и социальному.

Удивительно, но коммерческие свойства архитектуры никогда не являлись критерием для оценки ее качества ни у одного теоретика архитектуры. Теории архитектуры, которая рассматривала бы архитектуру как товар, как рыночный продукт, насколько нам известно, не существует. Это столь же странно, сколь и прекрасно. Исходя из этого нам легко определить, что такое качество архитектуры. Качество архитектуры — это процедура ее оценки, конкурентная коммерческой. Качестванная недвижимость — смотрим тут. Учтите, что подход к выбору недвижимости должен быть очень серьезным.

Конкуренция с деньгами — свойство любой системы ценностей1. Мы исходим из того, что присутствие такой системы диагностируется по искажению рынка. Если вдруг оказывается, что нечто не продается (скажем, социальный статус) или стоит немотивированно дороже, чем аналогичный товар (скажем, недвижимость, дающая право на гражданство, по сравнению с другой, этого права не дающей), или, напротив, немотивированно резко теряет цену в каком-то секторе рынка (скажем, свиные ребрышки в арабской стране) — это означает, что мы столкнулись с системой ценностей.

В случае с качеством архитектуры мы имеем в виду профессиональную систему ценностей, ценности профессионального сообщества с ядром из архитекторов, урбанистов, теоретиков и критиков. Не существует системы ценностей без социума и не существует социума без системы ценностей. Этот социум всегда меньше, чем общность участников рынка. Это не значит, что системы ценностей не конвертируются в деньги — конвертация идет постоянно. Однако это обмен по логике конкуренции — то есть с постоянным непризнанием друг друга, нападениями, диверсиями, уничтожением и компрометацией. Качество архитектуры может влиять на ее коммерческую оценку, может быть альтернативой этой оценки, может уничтожаться коммерческой оценкой или, напротив, дискредитировать ее. Вопрос, который возникает в этой связи — какая система ценностей стоит за «качеством архитектуры». На сегодняшний день это не вполне понятно.

Зигфрид Гидион показал, что современная архитектура родилась из пересечения двух цивилизационных феноменов — искусства авангарда и инженерной культуры2. Качество архитектуры определялось через соответствие двум независимым шкалам — искусства и прогресса. Находились ли они в равновесии или же оценка сдвигалась в сторону той или иной шкалы (от «нового брутализма» с его ориентацией на искусство до «хай-тека» с его ориентацией на научнотехнический прогресс3), однако в целом это была очень устойчивая система, позволившая современной архитектуре захватить ведущие позиции во всем мире. Устойчивость определялась тем, что и авангард, и научно-технический прогресс были встроены в ценностные системы культуры в целом. Научно-техническая революция была выражением идеи прогресса вообще (в том числе и социального4), который являлся одной из главных ценностей европейской цивилизации. Авангард после победы над фашизмом стал символическим выражением антитоталитарной идеологии. Отметим, что в этом случае качественная оценка архитектуры выиграла у коммерческой. Железобетонные ценностные конструкции модернизма — единство оценки по шкале искусства и науки — выиграли у обывателей, ценивших архитектуру без признаков авангарда и прогресса.

Крах ценностей прогресса наметился еще в послевоенном экзистенциализме, а в постмодернизме это превратилось в банальность5. С распадом СССР мир пережил крайнее разочарование в идее социальной инженерии в целом. В 2000-е годы сами идеи социальной миссии архитектуры возродились в урбанистике и зеленом движении, однако научно-технический прогресс перестал быть их знаменем.

Так оценка качества архитектуры через ее сопричастность научно-техническому прогрессу, вполне актуальная еще 30 лет назад, утратила легитимность.

Идея авангарда не умерла. Ранний авангард, однако, создавал ясный формальный канон, и именно на него ориентировался Гидион, когда указывал на связи между архитектурой и искусством авангарда (конкретнее речь шла о влиянии Пита Мондриана на Ле Корбюзье). Однако по мере своего развития авангард разрушал форму как таковую, произведение как таковое, художника как такового. Эти интересные открытия хотя и влияли на архитектуру, но достаточно ограниченно — мешала утилитарная природа архитектуры, ее качество потребительской вещи, которое трудно поддается уничтожению. Ни экспрессионизм, ни сюрреализм, ни поп-арт, не говоря уже о концептуализме и акционизме, не оказали на архитектуру существенного влияния (при всей значимости отдельных случаев контакта).

По сути, и сегодня современная архитектура в формальном смысле продолжает ориентироваться на поиски художников столетней давности, что само по себе в рамках авангардного умонастроения является дисквалифицирующим признаком. Однако главное не в этом. По мере развития самоотрицания искусства в авангарде там был утерян формальный критерий качества. У нас нет никакой возможности объяснить с позиций формального анализа, чем одна инсталляция, перформанс или акция лучше другой. Из-за этого оценка качества архитектуры через сопоставление с искусством, на котором формируется суждение воспитанного вкуса, также утратила легитимность. Понятие «красота» оказалось репрессированным — сегодня оценивать произведение архитектуры по шкале красоты кажется неприличным и непрофессиональным (в отличие, скажем, от эпохи Ренессанса, барокко или модерна).

Можно было бы предположить, что архитектура, вслед за искусством, должна была бы отказаться от критерия качества вообще. Не тут-то было, борьба за качественную архитектуру, программы повышения качества архитектуры, вообще какая-то качественная озабоченность сейчас едва ли не острее, чем во времена расцвета модернизма или постмодернизма. Оставим пока вопрос о том, какой в этом смысл, и попробуем разобраться в логике оценки.

Наша гипотеза заключается в том, что профессиональное качество архитектуры — это система ценностей.

В анализе мы будем основываться на идее семантического поля, являющейся одним из базовых понятий лингвистики и психологии. Это означает, что вместо, скажем, «красоты» как эстетической категории, имеющей четкое определение (что было вполне осмысленно, скажем, в эстетике Винкельмана), мы будем оперировать полем красоты, включающим смежные с красотой смыслы, и задача заключается прежде всего в том, чтобы описать это поле. Заметим, что в семантике в теории полей есть идея доминантного понятия и субдоминантных сем6. Мы считаем, что при репрессии доминантного понятия на его роль начинают выдвигаться субдоминантные, и поле перестраивается. Если в естественном языке репрессия доминантного понятия происходит случайно и не рефлексируется, то в профессиональных системах ценностей мы чаще имеем дело с сознательными сдвигами значений, проводимых теоретиками и идеологами.